Анна Кузнецова. Ежедневное Чтение

Ирина Дедюхова. Дедюховские сказки. — М.: Олма-Пресс, 2004.

Большинство исследователей фольклора считает, что современную сказку написать невозможно. Вот опровергающий это мнение пример: соблюдены все параметры жанра, пережившего здесь перекрестное опыление с политическим анекдотом, девичьим рассказом и компьютерной бродилкой. Психологически точные детали в этом контексте особенно забавны: невозможно не улыбаться, следя за фантастическими перипетиями совершенно живых героев в условных, до конца придуманных пространствах.

http://magazines.russ.ru/znamia/2004/9/kuz28.html

Ирина Дедюхова. Повелительница снов. Роман. — М. — СПб: Летний сад, 2003.

Предубеждение мое против этой писательницы было весьма велико из-за ее поведения в сети: комплекс провинциальной гениальности, помноженный на форумное бешенство, обычно — признак графомана. Но теперь столь же велико мое убеждение, что Ирина Дедюхова — сильный прозаик. Ее сетевое поведение — истерика человека, долго не имевшего иной возможности заявить о себе. Кто виноват? Никто. Бесцензурная культура повергла в растерянность всех, показав, что писателей в России больше, чем читателей; что естественный отбор, пришедший на смену идеологической цензуре, еще более жесток; что докричаться из провинции негениальному, но настоящему писателю до своего читателя поможет только Интернет.

Роман классической традиции, с некоторым налетом архаики в реалистической части, держится на очень симпатичном, подзабытом уже образе человека героического склада, женщины, которой тесно в мелкой современности. Прямая композиция сегодня выглядит одновременно архаично и свежо, поскольку вот уже сколько-то лет прозаики ее избегают. А здесь — детство, юность, университеты и... аватары (прошлые жизни). Фантастика в эту систему вводится элегантно, с чувством юмора и меры, и выглядит на удивление органично. Дар сочетать осязаемо живое и всецело надуманное — особенность таланта писательницы. Еще одна особенность — возвращение в прозаический обиход слова "душа", в эпоху символизма и разгула женской лирики надолго заброшенного на антресоли поэтического хлама. Налет оккультно-терминологического значения, который акцентирует писательница, возвращая слову непринужденность обращения, снимает въевшийся в него налет сентиментальности.

http://magazines.russ.ru/znamia/2004/10/kuz28.html